Все эти гонения должны были особенно сильно действовать на Иоанна. Они были направлены против его единомышленников, потому что, как мы уже знаем, он принадлежал к пастве непризнанного государственной церковью и отказавшегося ехать к папе для оправданий Флавиана, а не к пастве Павлина, единственно официально признанного антиохийского епископа.

Но что же стало с Иоанном после низвержения статуй в Антиохии? За все семь лет, протёкших от антиохийской расправы до выхода «Откровения в грозе и буре», 30 сентября 395 года (и последовавшей вслед за этим смерти императора Феодосия), мы находим пробел в его биографии. По некоторым источникам и сопоставлениям мы можем только догадываться, что сейчас же после низвержения статуй в Антиохии он был посажен Феодосием в одиночное заключение в том же самом монастыре, из которого, как мы уже знаем, он убежал в 381 году. Но через два года пребывания, как говорить историк, «в безмолвном житии» он, по‑видимому, снова бежал оттуда, получив за это время сильный ревматизм в ногах, не оставлявший его до конца жизни.

И мы не можем заполнить этого семилетнего пробела в его биографии до смерти Феодосия, если не признаем, что он был автором «Откровения», а следовательно, как видно из самой его книги, скитался в это время по Малой Азии, где организовал собрания своих единомышленников в Лаодикии, Филадельфии, Сардах, Фиатирах, Пергаме, Смирне и Эфесе, которым и адресовал потом, на 41 году жизни, свою книгу, после того как попал, по своему личному желанию или снова был сослан Феодосием, на уединённый остров Патмос.

Рис. 66. Иоанн на скале.

III. Насильственное поставление Иоанна на константинопольскую кафедру после появления «Откровения». Его жизнь до 13 марта 399 года, когда был назначен срок исполнения этого астрологического пророчества (период от 30 сент. 395 до 13 марта 399)

Бывают случаи, когда, не имея в руках никаких летописных сведений, современный историк обладает полною возможностью описать общественное настроение какой‑либо исключительной эпохи несравненно более верно и правдиво, чем могли бы сообщить ему это старинные летописцы. Зная, например, что 20 ноября 393 года нашей эры было солнечное затмение, центр которого проходил через Грецию, Константинополь и Малую Азию, и что небо там было в это время ясное, современный историк имеет полную возможность описать всеобщую панику в малообразованных слоях константинопольского общества, сопровождавшую это явление, имевшее место за два года до появления Апокалипсиса. Если он останется в пределах должной умеренности и будет руководиться тем, что в аналогичных случаях происходит и в других странах, стоящих на том же уровне цивилизации, то его картина будет совершенно верна и даже много лучше тех, какие могли бы дойти до него через посредство древних летописцев. В ней не будет, по крайней мере, ни «летающих драконов», ни «голосов невидимых ангелов», ни «мёртвых, появившихся из своих гробов», и никаких других неправдоподобных, или ещё хуже – совсем правдоподобных  – вымыслов и прикрас, с какими старинные легковерные историки постоянно перемешивают действительность, особенно когда они принадлежат к духовенству.