Но факты говорят, что и это он сделал не сразу. Он не хотел принять назначения, пока не созовут в Константинополе собора из всего духовенства Византийской империи, и это требование было тотчас исполнено императором Аркадием. Все первостепенные епископы были вызваны тотчас же в столицу. Даже закоренелый враг Иоанна, Теофил Александрийский, принуждён был согласиться из страха собственного осуждения… «и сам рукоположил Иоанна».

Рассматривая этот необычный собор в связи с тем фактом, что Иоанн был привезён насильственно и что в «Откровении» он грозно обличал господствующую фракцию Феофила (т. е. николаитов), нам понятна неохота Теофила и других его сторонников, ещё не совсем потерявших голову, ехать на этот собор. Как бы ни уверяли нас ортодоксальные историки, что собор этот был созван лишь потому, что «император хотел торжественного поставления Иоанна», но это простые слова, потому что ни для кого другого не собирали вселенских соборов, ни раньше, ни позже Иоанна, а посвящали прямо, вызывая для этого фракийского епископа. Да и собор созвать в те времена, при плохих путях сообщения, было далеко не легко.

Причина же съезда в данном случае становится вполне понятной, как только мы припомним некоторые места «Откровения». Очевидно, что автор его не хотел и не мог принять должность главы восточной церкви, пока лица, с которыми ему придётся сообщаться как с собратьями, не дали ему торжественного обещания не делать более поступков, за которые он метал на них громы и молнии.

И когда все эти обещания были ему даны епископами, поражёнными ужасом от перспективы скорого пришествия Христа, как оно описано в «Откровении», Иоанн, вероятно, и согласился считать их за своих.

На панику же среди христиан и, как её результат, необычное религиозное настроение при его водворении единогласно указывают все источники. «Ристалища и амфитеатры, – говорит высокопарно Муравьёв в своей „Истории первых четырёх веков христианства“, – временно опустели (в первый год его пребывания), как осушаются берега от волн, сгоняемых сильным ветром. Волны народные хлынули в церковь. Кафедра сделалась слишком отдалённой, чтобы можно было слышать его слова, и он «был принуждён говорить с амвона посреди церкви».

Что же он проповедывал в это время? Я уже не раз говорил, что идентичности дошедших до нас речей всех древних ораторов совершенно нельзя доверять. Все они сильно искажены древними корректорами, обтесывавшими речи всех, кому они сочувствовали, по образу и подобию своих собственных проповедей, а из слов врагов непременно делавшие глупость и чепуху, не говоря уже о множеств прямых подлогов. Но если мы допустим, что те речи, которые приписывались Иоанну за этот период, не особенно искажены, то они очень характерны. Во многих из них он прямо говорит о близком пришествии Иисуса, и раз или два намекает на 400 год после его рождения, что и соответствует вычисленному нами 399 году, так как время рождения Егошуа считалось за год или за два до начала нашей эры.