Удар ножом, и смех, и покорно сложенные руки чьей-то безнадежной собственности.

       Ультра респектабельные, но все равно осужденные. Их общий вид выражает достоинство и распущенность; их совокупный голос - это вызывающая молитва; но дух целого торжественно- ритуальный.

       Сила, объявившая всем этим вещам, что они прокляты, это догматическая наука. Но они промаршируют.

       Мелкие проститутки будут дурачиться и шалить, уродцы и чудаки будут привлекать к себе внимание, а клоуны будут нарушать ритм целого своим шутовством, - но это не нарушит целостности процессии в целом, внушительности вещей, которые будут проходить, проходить и проходить и продолжать подходить, подходить, подходить.

       Неодолимость вещей, которые не угрожают, не глумятся, не бросают вызов, но выстраиваются в боевые порядки и проходят, проходят, и продолжают проходить. Итак, под проклятыми я подразумеваю исключенных. Но под исключенными я подразумеваю тех, что когда-нибудь будут исключающими. Или, что все, что есть, больше не будет. Или, что все, что не есть, будет...

      Но, конечно, пусть будет то, что не будет... Мы считаем, что постоянное движение от того, чего нет, к тому, чего не будет, или состояние, которое обычно и по глупости называется "существованием", есть ритм неба и ада: что проклятые не останутся проклятыми; что спасение только предшествует погибели. Из этого следует, что однажды наши ненавидимые оборванцы станут прилизанными ангелами. А затем, как следует из следствия этого следствия, в какой-нибудь следующий день, они отправятся туда, откуда пришли.

       Мы полагаем, что ничто не сможет сделать попытку быть, иначе, чем попытавшись исключить что-либо другое; что то, что обычно, называют "бытием", - это состояние, которое вымешано более или менее прямо пропорционально видимости несомненного различия между тем, что включено и тем, что исключено. Но мы полагаем, что не существует никаких несомненных различий: что вещи похожи на мышь и насекомое внутри головки сыра. Мышь и насекомое - кажется, нет вещей, более несходных. Они там сидят неделю или они пробыли там месяц - оба являются всего лишь превращениями сыра. Я думаю, все мы такие насекомые и мыши, являясь только различными выражениями всесодержащего сыра.

       Или что красный цвет не отличается несомненно от желтого, это только другая степень вибрации чего-то, степенью чего является желтый цвет; что красный и желтый цвета непрерывны, или что они сливаются в оранжевом.

       Что, следовательно, если на основе желтизны и красноты наука попыталась бы классифицировать все феномены, включая все красные вещи как истинные и исключая все желтые как ложные или иллюзорные, то такое разграничение обязательно было бы ложным и произвольным, потому что вещи, окрашенные в оранжевый цвет, входя в непрерывную целостность, принадлежали бы обеим сторонам этой гипотетической границы.

       По мере нашего продвижения мы будем поражены следующим:         Ни одно основание для классификации, или для включения и исключения, более разумное, чем то, что лежит в основе различия между красным и желтым, никогда не было придумано.