Вот этот второй,
обратный вал перемещений неоантропов и есть уже не просто история их взаимного
избегания или избегания ими палеоантропов, но начало истории человечества.
Конечно, на деле первый
вал и второй не были строго разделены во времени: первый в одних географических
областях еще продолжался, когда в других началось и зашло далеко встречное или
обратное движение. Земля начала покрываться антропосферой: соприкасающимися
друг с другом, но разделенными друг от друга первобытными образованиями. Земной
шар перестал быть открытым для неограниченных перемещений. Его поверхность
стала уже не только физической или биогеографической картой, но картой
этногеографической, а много позже и политико-географической.
Единственное, что нас
здесь касается в характеристике этих образований: они в общем всегда эндогамны.
Этнос или другой тип объединения людей служит препятствием (иногда это –
строгая норма, иногда – обычай, иногда – статистическая реальность) для
брачно-половых связей с чужими. В таком трансформированном виде воспроизвелась
внутри мира неоантропов биологическая инерция предшествовавшей дивергенции
неоантропов с палеоантропами. Ведь несомненно, что к главнейшим механизмам
дивергенции принадлежало избегание скрещивания (как показала этология,
инстинкты, препятствующие скрещиванию, многообразны, даже у самцов и самок
одного и того же вида они образуются на разной основе). Таким образом,
эндогамия, разделившая мир неоантропов на взаимно обособленные ячейки,
сделавшая его сетью этносов, была наследием дивергенции, как бы возведенным в
степень, получившим совершенно новую функцию.
Глава 7
ГЕНЕЗИС РЕЧИ-МЫШЛЕНИЯ:
СУГГЕСТИЯ И ДИПЛАСТИЯ
I. Труд, производство, общество
Анализ человеческого
труда был дан Марксом в соответствующем разделе "Капитала", который
так и называется – "Процесс труда". Маркс различает в процессе труда
три его "простых момента", т.е. три составляющих его компонента: 1)
целенаправленная деятельность, или самый труд, 2) предмет труда, 3) средства
труда. Каждый из этих трех элементов подвергнут глубокому рассмотрению; в
частности, "средства труда" отнюдь не сводятся к орудиям труда, а
подвергнуты анализу во всей полноте.
Получатся совершенно
различные смыслы в зависимости от того, на котором из этих элементов сделать
мысленный акцент. Если на том, который Маркс не случайно поставил на первое
место как "самый труд" и определил, как мы помним, весьма важными
психологическими отличительными чертами, перед нами выступит специально
человеческий труд в его неповторимой особенности. Если же, отвлекаясь от
первого элемента, акцент сделаем на третьем, мы получим понятие не только
человеческого труда. Выбор акцента и тем самым содержания понятия
"труд" зависит, во-первых, от стоящей перед нами логической задачи –
рассмотреть человека в его отличии от всех других животных или в его
относительной общности с некоторыми видами животных, во-вторых, от степени
господства над нашим мышлением привычек робинзонады, когда мы теоретизируем о
людях. Если мы имеем перед глазами только взаимодействие между организмом
человека и окружающей средой, только обмен веществ между ними – это
робинзонада. В поле зрения находится индивид и те орудия, которые он изготовил
и использует для воздействия на среду. К сожалению, этой робинзонаде подчинены
рассуждения иных видных антропологов и археологов (см., например, в сборнике
"У истоков человечества" статьи С. А. Семенова, В. И. Кочетковой); в
той или иной мере едва ли не все археологи, занимающиеся палеолитом, остаются
тоже в схеме "особь – среда", лишь отчасти разбавляя ее
"коллективными облавами", о которых они почти ничего конкретного
сказать не могут. Точнее эту схему следовало бы изобразить как трехчленную:
"индивид – орудие – среда", причем акцент делается на орудии, ибо,
собственно, только о нем или, вернее, лишь об одном варианте – каменном орудии
– археологи имеют ясные и точные знания. Легко за ними воображать индивида,
который сам по себе, как Робинзон, мастерит их и употребляет. Но, по Марксу,
"человек по своей природе есть животное общественное". В определении
труда, специфичного только для человека, незримо присутствует общение людей,
общественное начало: оно выражено в присутствии "внешнего" фактора,
действующего "как закон" по отношению к этому процессу обмена веществ
между организмом и средой с помощью того или иного орудия. Этот подлинно
социальный фактор – целенаправленность, целеполагание; даже если последнее
выступает не в обнаженной форме социального заказа или приказа, а во вполне
интериоризованной форме намерения, замысла, все равно цель, подчиняющая процесс
труда, – это продукт принадлежности человека к общественной среде и его
предшествовавших коммуникаций с нею.
